Дарлинг довольно долго разглядывал его, а потом проговорил:
— Хорошо, позвольте мне сказать, как я смотрю на это дело, мистер Мэннинг. Вы богаты, и вы янки, но эти вещи не настраивают меня против вас. Но вы действительно самоуверенный болван, потому что полагаете, что деньги вернут вам ваших детей. Думаете, что, уничтожив зверя, вы вернете их. Но дело-то в том, что их ничто не вернет. Вы не можете купить себе покой.
— Я должен попытаться, капитан.
— О'кей, — ответил Дарлинг. — Вы открыли свои карты, теперь я открою свои. У меня капитал в двести пятьдесят тысяч долларов, заключенный в моем судне, и, несомненно, мне пригодились бы ваши деньги. Но все остальное имущество, которым я владею, заключено в одежде, которая сейчас на мне; и если я потеряю свое имущество, моя личная стоимость будет равна нулю. — Он встал. — Поэтому спасибо, несмотря ни на что.
Он кивнул Тэлли и вышел.
— Подумайте, капитан, — крикнул вслед Мэннинг.
Когда Дарлинг ушел, Тэлли допил свой стакан, вздохнул и проговорил:
— Должен отметить, Осборн, вы были...
— Не учите меня, как вести дела, — отрезал Мэннинг. — Деликатным обхождением мы бы тоже ничего не достигли. Мы понимаем друг друга, Дарлинг и я. Мы можем не нравиться друг другу, но мы друг друга понимаем...
Он подозвал Шилли, чтобы расплатиться.
Тэлли был взбешен. Он не мог поверить, как могло такое произойти. Все шло так удачно. Мэннинг предоставил ему незаполненный чек. Тэлли связал свою одержимость с одержимостью Мэннинга, была общая цель. Он мог покупать все, что хотел, и он приобрел наилучшее, новейшее, наиболее сложное снаряжение.
Но самое лучшее было то, что он имел план.
Однако теперь последнее, в чем он нуждался, последний винтик в его сложной машине был недоступен.
Ему пришлось скрыть свое разочарование, опасаясь, как бы оно не передалось Мэннингу. Если Мэннинг аннулирует свой чек, то тридцать лет исследований, надежд, мечтаний исчезнут как дым.
Они не разговаривали, пока не дошли до автостоянки, а затем Мэннинг спросил:
— Что нам известно о Дарлинге?
— Только его репутация. Он здесь самый лучший.
— Нет... о нем лично?
— Ничего.
— Порасспросите вокруг. На свете нет ни одного человека, у которого не было бы врагов. Найдите такого врага Дарлинга. Не жалейте на него денег. Скажите ему, что вам нужно знать все, что только есть: грязь, сплетни, ложь, слухи. Начинайте с рыбаков. Здесь маленькое поселение, работы нет, денег нет... Уверен, что они продадут собственную мать за возможность погубить конкурента.
— Вы хотите погубить этого человека? Почему?
— Нет. Я хочу управлять им, но не могу этого сделать, пока не узнаю о нем все, что можно узнать. Старая истина, Тэлли. Знание — сила. Утром я отправлюсь в деловую часть города, поговорю с некоторыми людьми, произведу некоторые расчеты.
— Поговорите о чем?
— О слабостях... денежных обязательствах. Еще одна старая истина: каждый человек имеет свою цену. Все, что нам нужно сделать, это узнать, какова цена Дарлинга. И тогда он наш.
Когда Дарлинг пришел домой, Шарлотта ожидала его в кухне. Лишь только он закончил свой рассказ о прошедшем вечере, она поцеловала мужа и сказала:
— Я горжусь тобой.
— Пять тысяч в день, — покачал головой Вип. — Я мог бы растянуть это дело на десять дней работы, может быть, больше.
— Да, но тогда...
Дарлинг обнял жену.
— Ты бы смогла устроить мне шикарные похороны.
Шарлотта не улыбнулась. Она посмотрела на мужа и проговорила:
— Только помни свое обещание, Уильям. Не связывайся с людьми, которым нечего терять.
Штурвал был огромным, и, чтобы справиться с ним, двух рук было мало, требовалось напряжение всех сил девушки. Это было колесо из нержавеющей стали, казалось, живущее своей собственной жизнью, стремящееся вырваться из рук, сделать судно неуправляемым и позволить ему переваливаться на волнах. Оно напоминало норовистую лошадь. Все сводилось к тому, чтобы показать этой лошади, кто хозяин, и тогда она подчинится.
Кэтрин не хотела допустить ошибку сейчас, после трехдневного ожидания возможности встать за штурвал и после выслушивания рассуждений отца, Тимми, Дейвида и остальных членов экипажа о том, как трудно управлять этим судном, когда идешь в бакштаг, что требуется мужская сила, чтобы подчинить его себе, а также что им следует подождать, пока спадет ветер и условия станут подходящими... ну и все такое прочее.
Кэтрин выпрямилась на сиденье, уперлась коленями в рулевую колонку и сжала штурвал так крепко, что пальцы начала сводить судорога. Мускулы рук уже болели, и девушка знала, что эта боль скоро станет невыносимой.
Тимми развалился на подушках рядом с сестрой. Дейвид и Питер растянулись на палубе, загорая. Сейчас, при длинном галсе, им нечего было делать, лишь только ждать следующей вахты.
— Немного поверни, — бросил Тимми.
— Почему?
— Потому что слегка полощет парус на грот-мачте. — Тимми указал на верхнюю часть грота. — А ты думала почему?
Кэтрин посмотрела вверх, щурясь от сверкающей белизны паруса на фоне синего неба. Тимми был прав, и ей стало неприятно — она должна была бы сама обратить на это внимание. Или услышать. Во всяком случае, заметить. Но всплески паруса были такими крошечными, такими незначительными, что трудно было поверить, чтобы это имело значение.
Она налегла на штурвал, отворачивая направо, пока не увидела, что опавший край паруса перестал полоскаться на ветру. Судно накренилось вправо, и Кэтрин пришлось упереться ногами, чтобы сохранить устойчивость.